Первые детские воспоминания – я стою на подоконнике в больнице, поддерживаемая мамиными руками, смотрю в окно,  под ним мой отец – с растерянной улыбкой, в распахнутом пальто. На улице зима. Мне нет еще трех лет, я складываю фразу: «Папа Олю лови!». Я хочу, чтобы мама через окно отдала меня на руки к нему. Мама уносит меня в палату и на весь больничный этаж стоит  безутешный рев… 

^{Т.К. Мальбахов, Эльберд Мальбахов, мать Эльберда Н. Мальбахова (слева направо)}

В детстве я часто болела. Помню, как меня заставляли при ангине пить молоко с медом. Папа  умел делать фантастические бутерброды, сливочное масло он мазал на хлеб, делая интересную конструкцию: чтобы не стекал мед, он, как скульптор или даже ювелир, вырезал из слоя масла по краям хлеба «бордюр», а хлеб нарезал разными геометрическими фигурами – внутрь такого сооружения наливался тонкий слой меда. Папа расстраивался, как ребенок, если я отказывалась  съесть его творение – и я, чтобы он не обиделся, в конечном итоге поглощала ненавистный мне продукт.

Однажды мне защемили дверью машины палец так, что слез ноготь. Это было очень больно, папа всю ночь проносил меня на руках. Он рассказывал смешные истории, а под утро стал говорить: «Вот смотри, я сейчас буду считать от десяти до нуля. С каждым числом у тебя будет все меньше и меньше болеть… десять, девять, восемь…»  К концу счета и правда мне показалось, что боль уходит.

Папа мог снимать не только физическую боль, он мог разделять мои переживания, как детские, так и во взрослой жизни.

…Вот уже шесть лет, как я живу без самого близкого и родного мне человека – моего папы. Говорят, одноименные заряды отталкиваются, но это закон физики. Наше притяжение, несмотря на внешнюю и внутреннюю «похожесть», было всегда.  Мы с отцом мыслили и относились к жизни практически одинаково – в этом, наверное, его заслуга, хотя папа никогда не навязывал своих взглядов. Сегодня в тех или иных жизненных ситуациях, оценивая свои поступки, я мысленно отмечаю: это у меня от НЕГО. Я не всегда на него похожа – во многом  эмоциональнее и резче. Но если я всё же проявляю терпимость и доброту – это от папы.

Когда я разглядываю папины детские фотографии, думаю о судьбе мальчика, родившегося перед самой войной, в 1939 году. Его отец, мой дедушка, Тимбора Кубатиевич  Мальбахов, был тогда уже призван в армию, а через два года ушел добровольцем на фронт. Увидел сына уже после войны.

Учась в школе, папа больше тянулся к гуманитарным предметам, любил спорт. Когда-то у бабушки я нашла характеристику на «ученика 3-го класса Мальбахова Эльберда», где она писала, что, возможно, «Эльберд станет художником или писателем». Она не ошиблась.

С детства у отца был недуг: он заикался.  Это последствия бомбежки, когда во время  войны в 1942 году был оккупирован Нальчик. Тогда, совсем маленьким, папа очень  испугался грохота снарядов. После такого стресса он год не разговаривал, и все думали, что ребенок останется немым. Речь вернулась, а заикание осталось на всю жизнь, врачи поставили диагноз:  логоневроз. Отец стеснялся своего заикания, с незнакомыми людьми старался говорить меньше, чтобы они не заметили этого недостатка. Те, кто мимолетно встречался с папой, думали, что он «странный» или чересчур «зазнается». Это, конечно, было не так.  Доверчивее и искреннее человека я не знала.

За всю жизнь он не позволил себе ни одного бранного слова, не обидел  ни одного человека. Он был очень хорошим и послушным сыном, воспитанным  в спартанских условиях, привыкшим полагаться только на собственные силы. В Москве он закончил факультет журналистики и был чемпионом университета по легкой атлетике. Некоторые люди говорили, что Эльберд Мальбахов слишком «скромный». Но я не считаю, что эта «скромность» была излишней. Удивительную тактичность и человеколюбие папа пронес до конца своей жизни. 

Свои студенческие годы отец вспоминал с легкой ностальгией и светлым чувством. Я любила слушать его рассказы об однокурсниках, некоторые из них впоследствии стали известными писателями и драматургами. С папой учились дочка Хрущева и внучка Буденного – никакого «особого» положения в учебном заведении у них не было; они, как и все в то время, ездили на целину, зубрили билеты к экзаменам и общались со своими товарищами по учебе без зазнайства и чувства превосходства. Папа любил вспоминать про «знаменитое» пальто, которое было одно на двоих у него с однокурсником, а также студенческие розыгрыши и байки.

Самое замечательное качество, каким  обладал  отец, – чувство юмора. Он мог, читая мне в детстве книжку, очень артистично менять голоса и смеялся вместе со мной над рассказами Виктора Драгунского, Николая Носова, стихами Бориса Заходера…

Помню историю, когда нам подарили живого барана. Его привезли связанного и положили в коридор. Папа был на работе. Нам с мамой стало жалко животное и мы развязали ему ноги. Баран полежал еще какое-то время, а потом встал и пошатывающейся походкой пошел прямо на нас. Мы испугались и закрылись на кухне. Баран пошел в спальню. Увидев свое отражение в полированной дверце  шкафа, баран отошел, насколько позволяло расстояние – и с разбегу ударил головой по двери. Так продолжалось с  некоторой периодичностью в течение получаса, пока папа не вернулся с работы. Быстро придав ситуации «статус-кво», отец смеялся над происшествием, хотя, в общем-то, мог и поругать нас за необдуманный поступок.

Когда я родилась, мы жили в коммуналке, хотя мой дедушка уже руководил республикой. Дедушкино любимое выражение: «А как другие?» – это на слабую попытку мамы попросить  решить «квартирный вопрос». «Скажите спасибо, что не в общежитии живете», – сказал дед, закончив тему.

^{Супруга Эльберда Мальбахова Галина, Эльберд Мальбахов, дочь Эльберда Ольга Мальбахова (слева направо)} 

Помог Алим Кешоков. Папа тогда работал в «Кабардино-Балкарской правде» в отделе культуры. Кешокову исполнялось 50 лет и «Литературная газета» объявила конкурс на лучшую статью о юбиляре.  «Виновник торжества» сам читал присланные статьи о себе – самой лучшей оказалась статья моего отца. Когда Алим Кешоков встретился с папой, они говорили на многие темы, Алим Пшемахович спросил и о том, как живется молодому автору. Узнав, что сын первого секретаря обкома партии живет в коммунальной квартире, он  решил эту проблему так, как посчитал нужным.  Встретившись с дедом на своем чествовании, Кешоков  сказал: «Если хотите сделать мне подарок, я бы хотел попросить вас об одном одолжении». Дед ответил: «Конечно!». И Кешоков попросил дать  жилье не Эльберду  Мальбахову, а тем, кто жил с нами на одной площади. «Какой ты хитрый!» – сказал дед. Но через год мы, наконец, жили в отдельной двухкомнатной квартире.

Будучи взрослой, я всегда удивлялась отношению деда к своему сыну – моему отцу.  Он никогда его не хвалил, никогда не заботился о материальном положении нашей семьи, никогда не продвигал по службе и не просил за сына. То, что папу назначили корреспондентом ТАСС, он узнал уже со слов других. Особенно стал нервничать, когда из Москвы пришло распоряжение: специально под телетайп требовалась третья комната. Телетайп – это громоздкая машина, которая через перфоленту передавала информацию сразу в Москву.  Обычно работа шла так: набирается текст (телетайп при этом гудит, как самолет), параллельно с набором текста выходит из специальной приставки перфолента. Затем, когда текст готов, эту же перфоленту нужно перезарядить вновь и уже по специально набранному коду пускать ее с самого начала – таким образом,  уже в Москве принимали материал корреспондента. При этом в квартире тряслись все стены и окна, телетайп работал уже как пулемет, отстукивая задание. Мы переехали в хрущевку, на первый этаж, к неудовольствию деда…

К тому времени папа уже начал свою литературную деятельность. Первая его книга – о летчике-испытателе Кузнецове. Повесть называлась «Набирая высоту». Потом появилась повесть «Моя Кабардино-Балкария» – позже она переиздавалась на разных языках народов страны. Папе еще не было 30-ти. Дед с удивлением воспринял творчество сына, но здесь «помешать» он уже не мог – труд отца оценивали и издавали другие люди.

В это время у папы было много друзей, только не все были действительно друзьями. Многие хотели быть поближе к отцу, думая, что сын главы республики может решать их проблемы или влиять на назначения по работе. Доверчивость отца иногда раздражала маму – она понимала, что среди множества знакомых  есть и корыстные люди, но в этом было бесполезно уверять его. Папа верил в искренность всех и обо всех говорил хорошо. Впоследствии  некоторые «друзья» пустили слух, что мой отец – «неродной сын» Тимборы Мальбахова. Это говорили те, кто, пытаясь навязать свою дружбу, так и не достигли своих целей. 

Благодаря профессии, отец часто встречался с известными в стране людьми, которые приезжали в республику. Иногда в Кабардино-Балкарию приезжал и его родной дядя – брат бабушки. В 70-е годы Виктор Степанович (так его звали) занимал пост министра нефтеперерабатывающей промышленности Советского Союза. Папа был его любимым племянником и дядя всегда брал его на охоту. Впоследствии вышла повесть отца «Воспоминания охотничьей собаки», где папа описывает почти документальные события, произошедшие на охоте. Персонажи, хотя им были даны другие имена, с легкостью узнавали себя в этом оригинальном повествовании, рассказанной от имени собаки по имени Картечь. 

Отец был заядлым шахматистом. Однажды к нам в республику приехал известный в 70-80-е годы политобозреватель Юрий Жуков. Он оказался тоже любителем этой игры. Знакомство с Жуковым произошло по работе. Поскольку московский гость был приглашен к Тимборе Мальбахову, а мой отец сопровождал его – их знакомство имело продолжение и на даче у первого секретаря обкома республики. Целую неделю, каждый день Жуков и папа «сражались» за шахматной доской, попутно говоря о политике и о работе. Спустя несколько месяцев от Жукова поступило предложение: он рекомендовал отца на должность собственного корреспондента газеты «Известия» по Омской области. Это был очень неожиданный и приятный сюрприз. Наша семья переехала в Сибирь, в миллионный город Омск.

80-е годы для нашей семьи были особенными. Во-первых, отца приняли в Союз писателей. Во-вторых, вышел его первый, ставший известным роман «Страшен путь на Ошхамахо», предисловие к которому написал Кайсын Кулиев. Он же был и первым читателем этого романа. До сих пор, беря в руки эту книгу, я с удовольствием перечитываю добрые слова великого поэта, который написал замечательное напутствие в адрес молодого писателя. Ну а в-третьих, период жизни в Омске был для нашей семьи ярким моментом в жизни. В то время никакой неприязни к людям с Кавказа не было и в помине. Я запомнила эту пору еще и потому, что повзрослела и могла уже оценивать человеческие взаимоотношения. Я стала студенткой филологического факультета старинного вуза Сибири, с многолетними традициями и хорошим фундаментом образования. 

^{Эльберд Мальбахов (крайний справа), Нина Будённая (крайняя слева) с однокурсниками}  

С каким бы вопросом я ни обращалась к отцу –  на все получала ответ. Удивительно, как много он читал и знал! Любое литературное произведение мировой культуры папа не просто читал, он мог рассказать и об исторической эпохе, когда было написано то или иное произведение, о биографии писателя и посоветовать, что еще можно прочесть дополнительно, чтобы понять и  вникнуть в суть изучаемого предмета. 

В Омске мы прожили 5 лет. Мы могли и дальше жить там, но папа очень тосковал по Кабардино-Балкарии. Именно в эти годы, видимо, от ностальгии, папа начал писать картины. Когда-то в юности он закончил художественную школу, но после студенческих лет забросил рисование.  Только в Омске он вдруг неожиданно снова взял в руки кисти и краски.  В его пейзажах были горные реки и ландшафт родной природы. По истечении пяти лет жизни в Омске папа сказал: «Все. Хочу домой!».

Сдав квартиру, мы вернулись в Нальчик. Оказалось, что нужно вновь получать жилье. Хозяин нашей бывшей квартиры в Нальчике почему-то подумал, что мы его будем его  выселять и стал готовить документы в суд. Но мы не собирались никого выгонять – его опасения были напрасны. Однако год нам пришлось жить у дедушки и бабушки Мальбаховых, потому что дед не мог определиться, какую квартиру нам выделить. В справке, которую мы привезли из Сибири, говорилось, что нам полагается квартира, аналогичная омской. Но этого дед позволить не мог, потому что, на его взгляд,  было «слишком много метров». Так или иначе, но мы всё же въехали в новую квартиру с гораздо меньшей площадью. Однако прожили там недолго – кто-то написал жалобу в Москву, что «сын Мальбахова получил незаслуженно квартиру в новом доме». Как известно, такие жалобы пересылались ведомством обратно в региональные министерства. Дед дал нам три дня сроку, чтобы мы обменяли новый дом на старый. Папа всегда был послушным сыном. Мы переехали в неотремонтированную старую квартиру с еще меньшей квадратурой. Я не могу осуждать деда – такой он был человек, поблажек не давал.

Папа работал в Союзе писателей, жили мы очень скромно, потому что заработок зависел от того или иного литературного перевода. В середине 80-х вышел еще один роман – «Ищи, где не прятал». На мой взгляд, он нисколько не уступает первому роману, но почему-то его популярность не была такой, как у первого.

В последние годы папа жил в маленькой неотремонтированной полуторке – после смерти мамы он разменял квартиру, чтобы я жила отдельно. Первый раз в жизни я обратилась к властям с просьбой – помочь папе с ремонтом. Быть может, я бы не стала просить ни о чем, в нашей семье это не принято. Толчком послужил приход малознакомого человека к отцу домой. Его привел папин друг. Этот человек был из простых людей. Увидев папино жилище, он долго качал головой и приговаривал: «Надо же, писатель, сын Мальбахова, живет хуже меня…»

За год до смерти в квартире сделали скромный ремонт.  Уже после смерти, когда решили повесить памятную доску на дом, где жил отец, почему-то постеснялись ее вешать на тот дом, где он действительно прожил последние 15 лет. Доску повесили на дом партактива, где мы прожили всего 4 года…

Папа умер после перенесенного инфаркта. Видимо, все переживания, без которых не обходится ни один человек, он таил глубоко в душе. Последнее его разочарование было в человеке, который называл себя другом. Но я не хочу об этом вспоминать, потому что  несколько преданных друзей у папы все-таки осталось до конца дней, и я им благодарна, что они до сих пор помнят и любят его. Папа умер во сне, говорят, это легкая смерть. Верный пес, королевский пудель Арс, который разделял 13 лет одиночества отца –  согревал уже умершего папу своим телом. А после смерти папы Арс затосковал и ушел вслед за ним…

О литературной деятельности отца написано и сказано много разными критиками и литературоведами. Я же просто отдаю дань ему как дочь. Если бы я могла сказать сегодня папе о том, что он был и есть самый замечательный человек в моей жизни – я бы сказала. При жизни отца я никогда не говорила этого.

Ольга Мальбахова