Еще у всех на слуху триумфальный дебют выпускника творческой мастерской КБГУ им. Александра Сокурова — Кантемира Балагова с фильмом «Теснота», а тем временем на экраны одного из самых престижных кинофестивалей – «Берлинале» с успехом вырывается картина еще одного выпускника университетской мастерской Сокурова – Александра Золотухина. Дебютный фильм «Мальчик русский» был показан на кинофестивале в программе «Форум».

Режиссер – выпускник мастерской Александра Сокурова в Кабардино-Балкарском университете, которая, как отметили на фестивале, становится идеальной кузницей талантов для отечественного кино: у нее что ни премьера – международное событие. В сопоставлении с весьма унылым пока фестивальным репертуаром этот фильм, при всех возможных оговорках, знаменует рождение режиссера, способного подарить нам много ярких сюрпризов. У него есть свой взгляд, хорошая дерзость и умение воплотить необычный замысел в убедительных образах. Александр Сокуров: «Возможно, кому-нибудь фильм покажется немножко наивным, немножко каноническим, но наивным и каноническим является любой взгляд в прошлое. Нам никуда не деться от любви к прошлому, от сочувствия к ушедшим героям и от своей вины перед ними. Как будто бы наша участь обещает быть лучше и благонадежнее! Посмотрите этот фильм с открытым сердцем и доверием». Сюжет умещается в одной фразе: деревенский парень рекрутирован в солдаты Первой мировой, в первом же бою контужен, теряет зрение и назначен слухачом — прослушивать небо и предупреждать товарищей о приближении вражеских аэропланов. Но режиссера интересуют не события исторических габаритов, а сам образ войны, ее атмосфера и окопный быт, увиденный с позиций того времени. Это главное и единственное содержание фильма. Когда-то в 70-х в Будапеште мне довелось посмотреть венгерский экспериментальный фильм с сюжетом из наполеоновских времен. Название не застряло в памяти, но застрял уникальный образ — мы смотрели чудом сохранившуюся пленку возрастом в три века: наполовину сгнившую, с царапинами и сколами, с пятнами разложившейся эмульсии и звуком, долетающим словно с того света. Формально технический прием создавал эффект, незабываемый по силе воздействия: нам словно и впрямь открыли окно в истлевшую древность. Примерно тем же путем, не подозревая о безымянном предшественнике, шел Александр Золотухин: он поставил задачей вернуть зрителям то время совершенно буквально. На поцарапанной пленке, где проступают пятна старости. С зернистым выцветшим изображением. С исчезнувшей фонограммой, которую пришлось переозвучить: диалоги в своей безликой информативности напоминают иностранные субтитры — вне интонации, характеров и наций. И с людьми, образы которых проступают сквозь зыбкое марево времени: у них нездешний взгляд, нездешний облик и нездешняя манера общаться. В этом кино ничего не происходит такого, что можно пересказать, но любой его кадр потом не выгнать из памяти Это особенно очевидно в сопоставлении с обликом наших современников — музыкантов симфонического оркестра, который репетирует Третий фортепианный концерт Рахманинова и его же Симфонические танцы — яростные, мятежные, трагичные. С этой репетиции фильм начнется, и потом его музыкальный сюжет будет развиваться параллельно с драматическим. И неясно, что здесь важнее, где начала и где продолжения. Мне кажется, что замысел вообще родился от потрясенности этим загадочным Рахманиновым — внешне бравурным, отточено виртуозным, но передающим какие-то глобальные потрясения человечества, столкновения жизни и смерти, надежд и рока. А кино просто приоткрывает нам одну, ничтожную по габаритам, клеточку этой Вселенной, где деревенский простодушный парень с его кротостью вечной российской жертвы пытается жить и выживать среди фронтовой грязи, крови и вшей. Где возникает нестойкое фронтовое братство, существующее до первой пули. Где великая народная беда сложена из мелких радостей и больших горестей, солдатских страхов, гогота, унижений, боли и посконного быта. В этом кино ничего не происходит такого, что можно пересказать, но любой его кадр потом не выгнать из памяти. Там происходит жизнь — согласен, не документальная, исторически не достоверная, но вызывающая абсолютное доверие. Потому что увидена — сфантазирована — взглядом и разумом художника. Режиссер заинтересовался Первой мировой, увидев в интернете картинки той поры. Пошел вглубь и увидел: там люди другие! Своих персонажей он искал на заводах и в военных школах, а главного героя нашел в Петербурге — Володю Королева с его прозрачным лицом и профилем как на старинных фото. Собранная им команда людей с заскорузлыми рабочими руками и упрямым взглядом помогла вернуть образ России, знакомый по журналу «Нива» и немой кинохронике. Образ России, для которой все великие потрясения века еще впереди. И музыка Рахманинова, написанная примерно в те же годы двух главных войн, все это уже предвещала. Александр Золотухин: «С одной стороны, меня интересовала Первая мировая война как спусковой крючок к трагедиям ХХ века. С другой — интересовали истории людей, перенесших революции, Гражданскую, репрессии и Великую Отечественную. Чтобы понять все это, нужно вернуться к началу. Война отвратительна, но нужно видеть и те позитивные чувства, которые она пробуждает: боевое братство, к примеру… Долго искали главного героя. Тогдашние фото свидетельствуют: люди были другими. Другой образ жизни, голод, тяжелая работа, даже то обстоятельство, что вечерами они сидели при свечах, откладывало свой отпечаток на их лицах и контурах их тел. Сюжет фильма построен подобно мозаике — проходит галерея персонажей, с которыми встречается герой. Нам нужен был герой с отпечатком судьбы, мальчик со взрослым осмысленным взглядом. По сюжету он добр, нежен и наивен, его реакции на людей открыты и искренни. Все это сошлось в Володе Королеве». Фильм Золотухина для широкого проката, думаю, безнадежен, но он ценен для хода нашего кино: тридцатилетний автор нащупал еще не тронутую струну. Только попробовал ее звучание — оно оказалось живым и волнующим. Его попытки воссоздать натуральную, хоть и художественно преломленную среду иных времен, заново увидеть мир через призму великой музыки, найти иное соотношение условного и безусловного — во всем этом, несомненно, есть перспектива. Пока туманная, как зернистая картинка фильма, но, по-моему, увлекательная и потенциально плодотворная. Валерий Кичин, «Российская газета»