Судьба каждого человека, прошедшего через годы лишений, всегда трагична. Всегда. Но чаще всего люди, на чью долю выпадает большее количество невзгод, способны ценить жизнь и радоваться каждому прожитому дню.

Совершенно потрясающий человек во всех смыслах этого слова - Виктор Уянаев. Обаятельный, улыбчивый, веселый, потрясающий рассказчик. Душа любой компании. Видя, как человек живет, какие поступки совершает, не перестаешь им восхищаться.

Именно таким знают Виктора Уянаева в Кашхатау, где он родился и живет, да и далеко за его пределами.

Несмотря на свой уже солидный возраст, он до сих пор заботится о своих односельчанах, вкладывая много труда в дело сохранения истории села, чтобы не остался забытым ни один герой.

Совершенно случайно узнала я историю его жизни, а когда подступилась к нему с вопросами, он говорил мало и неохотно. Ну не любит он о себе он рассказывать. Депортация. Тысячи поломанных судеб.

«Я был совсем ребенком, когда нас депортировали - я, 1941 года рождения, и мой брат, совсем малыш,1944 года. Ему на тот момент было от силы месяца два. Как моя мать Аминат, урожденная Хоханаева, справилась со всеми невзгодами, я до сих пор даже представить себе не могу. Она, несомненно, была яркой личностью, статная, красивая. Была активисткой, труженицей, очень преданной своему делу, да и принципиальной была. Когда немцы оккупировали село, она продолжала ходить в красном платке, не боясь немилости фашистов.

Отец служил в органах. Одним из первых ушел на фронт, но после ранений, полученных под Сталинградом, был комиссован домой для лечения и восстановления сил.

На момент депортации родители оказались разделены, мама с детьми гостила в отчем доме, а отец был дома.

Когда в спешке вывозили и распределяли по эшелонам, никому не было и дела до того, что, вследствие путаницы и неразберихи, чья-либо судьба будет вероломно загублена, много было разделенных семей.

Уже живя в Средней Азии, раскиданные по разным областям члены одной семьи не могли соединиться долгое время. Наша семья не стала исключением: отец попал в Казахстан, а мама с нами попала в Киргизию, город Кызыл-Кия.

Работать – чтобы выжить. Для всех, кто прошел через испытания, это не просто слова. Матери пришлось трудиться на шахте. Работали с ранней зари до позднего вечера, скудное питание и физически изнуряющий труд быстро старили наших женщин. Ведь большинство из тех, кому попросту удалось выжить в этом не слишком «приветливом» районе, работали на шахте все эти 13 лет. Говорить о том, какой это адский был труд, думаю, смысла нет, и так ясно. А ведь работали подчас девчонки, которые в раз стали старше на много-много лет. Но они становились и ударницами, вкалывая от зари до зари, и при этом умудрялись кормить, воспитывать своих детей, хотя кроме угля в округе ничего и не было.

Сейчас не принято вспоминать негативное отношение к нам со стороны местных, но что было, то было. Мой подростковый возраст пришелся именно на годы высылки. Впечатления от несправедливости будоражили уже не детскую кровь. Как можно равнодушно отнестись или забыть то, как наши матери, принеся из шахты немного угля, пытались пройти в соседнее поселение или город украдкой, тайком, рискуя жизнями, чтобы обменять эти камни на горсть муки или пшена? Ведь отведенную для поселения территорию нельзя было покидать ни под каким видом. И несколько местных с ружьями подкарауливали эти группы женщин с тем, чтобы что-то отнять или попросту поиздеваться над ними. Часами держали их на жаре, устраивая допросы, а сами при этом сидели в тени под деревьями. Часто бывало, что женщины ни с чем возвращались обратно домой, к своим голодным детям.

Мы жили недалеко от станции. В тот день мама была дома и собиралась шить нам с братом рубашки из красного кумача к майским праздникам 1949 года. Мы бегали по своим мальчишеским делам, на путях стоял товарняк. Мой брат, которому не было и шести лет, попал под него, когда он тронулся - у меня на глазах.

…Бедная мама рыдала, прямо лёжа на рельсах, не могла встать. Один из работников станции увидел, что она лежит. Кричал на нее по-казахски: «Вставай! А то сейчас дам сигнал, чтобы и тебя раздавили!» Кричал долго и зло пока не собрались наши, балкарцы. Мне бы сообразить кинуть камнем в него в этот момент. Но я побежал домой, схватил нож, которым мы резали хлеб, и метнулся обратно. Мои намерения в толпе собравшихся разгадал Мухтар Туменов. Схватил меня за руку, отнял нож. Долго не отпускал, боясь за меня. К этому времени собрались балкарцы, помогли матери…

Шесть раз она вскрывала могилу, чтобы доложить останки моего брата, которые она собирала в свой передник по железнодорожным путям.

С отцом мы так и не встретились. Так и не дали ему разрешения приехать к нам. И воспользоваться разрешением о переезде к нему нам тоже не удалось. До сих пор не пойму, откуда она взяла в себе силы пережить это все. Наверное, наши матери были  из железа»…

Немало историй о жителях нашего села я знаю именно от Виктора, но на мой вопрос, почему он никогда не рассказывал о трагедии своей семьи, мужчина ответил: «Знаешь, сколько целыми семьями умерли там от голода и болезней? Вымирали целые фамилии. Мы пережили всё, что нам было отпущено, и вернулись несмотря ни на что. Несмотря на испытания которым подверглись спецпереселенцы, мы все же были полны патриотизма в тяжелое для страны время. Испытывая на себе недоверие власти, ограниченные в гражданских правах, все же депортированные народы полностью разделили горе и трудности всего советского народа».

Особых слов благодарности заслуживают те, кто работал в тылу. Проявляя стойкость и героизм на трудовом фронте, они внесли большой вклад в общенародную Победу.