…Очень-очень печальная весть. Умер Яропольский. Для меня – просто Юра. Для истории – Георгий Яропольский, большой русский поэт конца XX – начала XXI века. Именно так будет написано в истории литературы. Именно так и не иначе.

А в истории поэзии уместно слово – выдающийся. Поэт, поднявшийся в своем творчестве последних лет до высочайшего уровня. Не буду уточнять, до какого именно, называя знаковые в русской поэзии имена. Теперь его фамилия не менее знакова.

Георгий Яропольский – поэт.  Но не тот, кто автоматически приписывает сие слово после фамилии в обращениях в инстанции и газетных статейках. А поэт настоящий, самобытный, приобщенный. Недооцененный. А если по большому счету – то вообще не оцененный. Хотя таких как он не просто мало в наше время, их – единицы.

…Он обратил на себя внимание с первых опубликованных строчек в заводской многотиражке, написанных в далеких семидесятых – дерзких, резких, созвучных компьютерным технологиям, начавшим тогда завоевание мира. А еще – энциклопедическим знанием мировой культуры, тем духовным багажом, который намертво входит в плоть и кровь стиха.

С годами талант Георгия претерпел изменения – стал ярче, утонченней, глубже, свидетельствуя, что его обладателю в поэзии доступны любые вершины.

Лучшие строчки Яропольского не просто находят отклик в сердце – они остаются в нем жить.

Навсегда.

Лично для меня такими стали семь четверостиший «Сферы дымчатого стекла» – с одной стороны, поэтическое кредо автора, с другой – осознание мгновенности нашего присутствия.

То понимание, что к большинству приходит в конце жизни, Яропольский сумел высказать, будучи молодым («Сфера….», опубликованная в 2005 году и давшая название одноименному сборнику, написана достаточно давно):

 

* * *

От дыхания нет следов?

Все сгорает навек дотла?

Но хранит отлетевший вздох

сфера дымчатого стекла!

 

Позабыт давно стеклодув.

Вздох не канет который год.

Что в нем – грусть? Перегара дух?

так, зевок? или боль невзгод?

 

Это дымчатое стекло

переменчиво, как вода:

то темнеет, то вновь светло.

А внутри – не идут года.

 

Давний день до сих пор внутри,

Миг ушедший – как в горле ком!

Ты стекло рукавом протри…

Я с таким ремеслом знаком.

 

Ведь когда я ищу строку,

чтоб не ведала лжи и стен,-

я надежду, любовь, тоску

Заточаю в стеклянный плен.

 

Из чего он, парящий шар?

Сгоряча на асфальт швырни –

лишь взовьется мгновенный пар…

И – осколки лежат одни!

 

Призадумайся – значит, он

весь составлен из злых заноз?

А рождает – волшебный звон!

Это раньше душой звалось.

________________

Потрясающее, великолепное стихотворение. Ясное, светлое, отточенное. Впрочем, в последних сборниках Яропольского  все стихи такие.

Жаль, что их не так уж много.

Жаль, что их могло быть куда больше.

Если бы не забота о хлебе насущном, приведшая Юру в цех переводчиков (кстати говоря, по мнению профессионалов, одного из лучших переводчиков России). И речь не столько о поэтическом восприятии классиков национальных литератур (его переложения Али Шогенцукова и Кязима Мечиева созвучны липкинским, а иные – глубже, ближе к оригиналу), как о творчестве англоязычных авторов, чьи  романы зазвучали благодаря Яропольскому на великолепном русском языке.

Если бы свой огромный талант он не растрачивал по пустякам, занимаясь зряшными переводами, бескорыстно прописывая виршеплетов в элитарном поэтическом доме.

И самое главное – если бы не извечная русская беда, которой мы привыкли стыдливо камуфлировать пристрастие, сгубившее немало поэтических гениев и чем, кстати, воспользовался не один из местных авторов, расплачиваясь столь универсальной валютой за чужие строки.

Если бы…

…Имя Яропольского навсегда  в поэзии. Поэтическая вечность суждена многим его стихотворениям, вошедшим в сборники «Реквием по столетию», «Сфера дымчатого стекла», «Нечто большее».

Как и уникальному стихотворному переложению «Апокалипсис святого Иоанна Богослова», поэме «Потерянный ад», выпущенных за счет нашего издательства. 

Прости, Юра, что так мало. Как говорится: все что смогли…

…Буквально несколько дней назад – 9 ноября был проведен вечер, посвященный Георгию Яропольскому. На нем я попросил собравшихся помолиться за Юру, которого все это время сжигала страшная болезнь, попросить Всевышнего, чтобы дни его продлились. В зале, где собрались десятки людей, царило молчание; мысли всех присутствующих были о Юре.

Тот, к кому обращались, не услышал… А может наоборот – услышал?.. Ведь жизнь людская скоротечна, а поэзия вечна.

Прощай, Поэт. Пока мы живы, твое слово будет с нами.

Виктор Котляров